И было ещё кое-что, и вспоминать об этом по-настоящему горько и больно. В стандартном грузовом контейнере на Землю отправились наши товарищи с «Лагранжа», тех, кто погиб за время этой беспримерной космической Одиссеи. Девять промороженных в ледяном вакууме тел попали всё-таки домой, на родную планету, чтобы найти там последнее пристанище — роскошь, увы, доступная далеко не всем жертвам Внеземелья…
В одной из первых посылок, мы нашли сообщение, заставшее возликовать всех и каждого на станции и пристыкованной к ней «Заре». Земля сообщала, что «Тихо Браге» благополучно вышел из зеркала на орбите Луны и был немедленно изловлен. Команде и пассажирам оказана необходимая помощь, все живы и находятся все на Земле, проходят курс реабилитации.
В том же контейнере обнаружилось пространная депеша, адресованное Гарнье и Леднёву. В нём запрашивались данные, полученные при наблюдении за «обручем», а заодно — предлагалось всесторонне изучить возможность использования «батутов» станции и «Зари» для переброски не грузов, а живых людей. И когда об этом стало известно, многие на «Лагранже» впали в уныние, углядев в содержании депеши прямое указание на то, что Земля не допускает возможности использования «звёздных обручей» для переброски живых людей. А, значит, наше возвращение домой откладывается на неопределённый срок, поскольку задействовать «батуты» вблизи вмороженного в лёд планетоида тахионного чудища никому бы и в голову не пришло. Можно конечно, отойти на «Заре» подальше, скажем на четверть астрономической единицы, от Энцелада, и оттуда послать к Земле лихтер с пассажирами, а то и вовсе отправиться на корабле в обратный рейс, воспользовавшись оставшимися тахионными торпедами. Но оба эти варианта ввиду крайней их громоздкости всерьёз никто не рассматривал, а значит, надежда увидеть в скором времени дом, семьи и близких связывалась исключительно с работами Гарнье. Недаром ведь француз ещё раньше, работая на лунной станции Ловелл, собирался взять «звёздные обручи» под контроль. Если сейчас ему это удастся, можно будет, ничего не опасаясь, задействовать оба «батута» — и тогда, здравствуй, Земля!..
…Из всех нас труднее всего, кончено, Диме. Удивляться этому не приходится: остальные — Юлька, Середа, Оля Вороных, Шарль, Андрюшка Поляков, даже Зурлов — прибыли на «Лагранж» совсем недавно и не ощутили на себе чувства безнадёги, обречённости, потерянности в бездне Внеземелья, с которым наш бывший артековский вожатый вынужден жить почти год. И даже больше — после месяцев, проведённых в «засолнечной» точке Лагранжа, после мучительного дрейфа в «промахнувшемся» мимо финиш-точки прыжка лихтере, после выматывающего нервы рейда за «звёздным обручем» он и так был на грани — а тут новое испытание, бесконечные дни, недели, месяцы без солнца, без голубого неба, без любимой жены, в конце концов… Даже на этом фоне я не в счёт: мне, как и моим попутчикам с «Тихо Браге» варятся в этом котле меньше месяца и не успели дойти до той черты, которую люди с «Лагранжа» не раз уже успели пересечь — и сохранить при этом здравый рассудок и хотя бы относительное душевное спокойствие. А может, просто научились собирать себя в кучку и удерживать в таком состоянии день и ночь, семь дней в неделю, ежеминутно, ежесекундно — потому что иначе срыв, истерика, безумие и, в итоге, верная смерть…
Дима пока держится. Конечно, после прибытия «Зари» изрядная часть груза свалилась с его души — но всё же вопрос «Когда же, наконец?..» постоянно читается у него в глазах, ставших с последнее время какими-то неуверенными, затравленными даже. А тут ещё одна напасть: врач «Зари», осмотрев Диму, категорически запретил думать о работе не то, что за бортом станции, но даже в безгравитационной зоне. То есть — за пределами вращающихся «бубликов» планетолёта и «Лагранжа». В результате бедняга лишился возможности искать утешения в любимой работе — даже ремонт и обслуживание «омаров» было теперь для него под запретом, ведь ангары расположены на внешнем, служебном кольце станции, где царит невесомость, и приходится ему искать себе другое занятие, чтобы хоть как-то скрасить полные мучительного ожидания дни. Сейчас, к примеру, он торчит в рекреационном отсеке, помогая Оле Вороных пересаживать газонную траву, заимствованную в рекреационной зоне «Зари» — все прежние растения погибли, когда прошитый куском льда отсек лишился воздуха и несколько суток оставался отрезанным от остальных помещений жилого «бублика».
А пока — станция живёт своей обычной жизнью. Грузы с Земли принимаются и обрабатываются с регулярностью почтового отделения; ремонт повреждённых отсеков по большей части завершён, осталось то, что впору назвать «косметическим ремонтом». Даже изуродованный сильнее других медотсек привели в порядок и установили там присланную с земли аппаратуру — только вот работать на ней практически некому. «Омары» регулярно доставляют с Энцелада ледяные бруски, а вниз спускают возят планетологов и ребят из группы Гарнье — они освоились с «Кондорами» и «Пустельгами» не хуже, чем со станционными «Скворцами» и чувствуют себя на ледяной поверхности планетоида, как дома. Дыра обложена датчиками; часть аппаратуры спущена в пробуренных в ледорите глубокие скважины. Гарнье не раз заговаривал о том, чтобы по нашему с Леднёвым примеру поставить датчики и на внутренних стенках колодца, но Леонов категорически запретил — во всяком случае, пока действует тахионное зеркало.
Леднёв с головой ушёл в свои исследования, и Юлька сутками пропадает в его лаборатории. Кот Даська окончательно отошёл от потрясений, расхаживает по станции с важными видом и, кажется, ни на йоту сомневается в своём праве проникнуть в любой момент в любое помещение. Запирать или препятствовать иным способом бессмысленно — прав старина Пратчетт, настоящий кот обладает способностью проникать куда угодно, словно через подпространство без всяких там «батутов» и «червоточин». Даська — самый, что ни на есть, настоящий кот, и владеет эти искусством в совершенстве.
И, пожалуй, самое заметное событие: готовится экспедиция к Титану,. К самому крупному спутнику Сатурна, удалённому от него на миллион двести с лишним километров, полетит «Заря»; кроме её команды и двух планетологов с «Лагранжа» и астрофизика Леднёва на борту будем мы с Димой. Кто бы знал, сколько сил я потратил, чтобы уговорить Волынова взять его на «Зарю»! Но дело того стоило: пусть отвлечётся от тяжких мыслей, займётся настоящим делом, приведёт в порядок вконец разболтанные нервы. А там, глядишь, и наука отыщет, наконец, безопасный способ отправить его — нас всех! — домой…'
III
— Лёш, а почему выбрали именно Титан? — спросил Дима. Мы сидели в «бомбовом погребе» — так на «Заре» прозвали отсек, предназначенный для хранения и запуска исследовательских бомбозондов — ещё один термин, позаимствованный из научно-фантастической литературы. Вернее, не сидели, а свободно парили в воздухе возле стен, заставленных стеллажами. Похожие на тяжёлые снаряды бомбозонды высовывали из их ячеек свои тупые головки, украшенные разноцветными полосками. Точь в точь, как в артиллерийском погребе военного корабля — из-за чего, собственно, отсек и получил своё прозвище.
— Благодари учёных. — отозвался я. — Это они убедили Волынова и Леонова предпринять этот рейд, и даже ухитрились продавить решение через ИКИ — Институт Космических Исследований — на Земле. В результате 'Заря третьи сутки кружила вокруг Титана по орбите на высоте примерно двухсот километров.
— Я бы тоже предпочёл слетать хоть к Кольцам, но кто меня спрашивал? А планетологи, что наши, с Лагранжа', что земные, дождаться не могут, когда можно будет поближе рассмотреть поверхность именно Титана. Они давно выдвинули гипотезу, что там есть океаны, и не условные, вроде лунных, а самые настоящие — правда, не водяные, а из метана, этана и других жидких углеводородов. Там и атмосфера есть, сам можешь увидеть, в телескоп. Солидная такая атмосфера, не то что жиденький слой углекислоты на Марсе — в ней плавают облака, из который проливаются на поверхность углеводородные дожди и идёт снег. Давление на поверхности раза в полтора раза превосходит земное, а ускорение свободного падения мало отличается от того, что испытывает на себе человек, оказавшийся на Луне. Как же тут не заинтересоваться, сам подумай!